Вода со вкусом водки, или же просто водка, щедро разбавленная чем-то прозрачным, наконец-то стала функционировать в моём организме, делать то, ради чего я собственно залил её туда.
Кэти говорит, что скорее я увижу её на сатиновой подушке в окружении рыдающих родственников, чем позволит себе попрошайничать. Я не знаю, как отреагировать на взгляд, который она на меня бросает. Мне одновременно хочется съежиться под ним до размеров инфузории туфельки, или наоборот, расправить плечи и вырасти до размера великана. Я ещё не решил. Она буравит меня взгляд, и я не выдерживаю такого напряжения, отворачиваюсь и натыкаюсь на ещё одно пристальное внимание. Бармен натирает стекло бокала, чуть сколотого в основании, и смотрит на меня, или через меня. Что происходит-то? Я ненавижу, когда на меня смотрят, не мигая. Силясь вспомнить, что со мной может быть не так, я хочу спрятать в голову песок, как страус. Но, к сожалению, под ногами прожженный, липкий паркет.
- Если за стаканчиком в баре я говорю парням о деньгах, я в итоге остаюсь без них. Без парней и без денег. – мой взгляд не выражает никакой заинтересованности, но внутри мне несколько любопытно. Это пугает. Я не хочу сложностей. Я хочу или чтобы мне нравились, или чтобы меня бесили. То есть я вижу только черное и белое. В моем понимании видеть ещё и серые оттенки – значит сильно осложнить себе жизнь. К чему мне это? Если я могу бездумно тратить не свои деньги и извлекать массу удовольствий из мира, в котором живу.
- Вот почему я никогда не видел тебя с парнями, - я случайно говорю это вслух и тут же отворачиваюсь. Не хотел, чтобы Вишез знала, что это в моих мыслях. Всё становится запутаннее. И это начинает мне меньше нравиться. Словно ты решаешь задачку, которая в один момент обрастает новыми условиями и данными, которые ты пока не знаешь, куда деть. Я хочу бросить решать, но в то же время мне льстит то возможное удовольствие, которое я получу, найдя ответ. Я чувствую, как моя черно-белая картинка в мыслях становится градиентной.
Реакция на то, что машину Кэти-Энн эвакуировали была бесценной. Вот уж действительно, чего не купишь с Master Card.
- Что?? То есть как - мою? В её зрачках знаки вопросы, и вытянутое от недоумения лицо, кажется, тоже стало похожим на один большой знак вопроса. После звонка, адресованного мне, в моих мыслях были те же знаки пунктуации. Что за благородные люди, занимающиеся эвакуацией, которые сначала звонят владельцам машин? Какая-то ерунда. Ничего не понимаю. Водка плещется у меня в крови, и я чувствую себя отнюдь не трезвомыслящим.
- А  может тебе еще что-то кажется?  Ну, ты сука, Расти.
Я чувствую неприятный толчок в плечо. По инерции я падаю куда-то назад, но в последний момент я хватаюсь за барную стойку. Мои пальцы скользят, и когда я уверен, что сейчас окажусь на этом грязнейшем полу, чувствую кончиками что-то липкое. Зацепившись, мне удается удержать равновесие. Я благодарю кого-то, кто пролил колу на барную стойку, благодарю бармена, что не протирает её поверхность. Выпрямившись, я встаю из-за стула. Девушка уже на полпути к дверям. Очень резво для таких шпилек.
- А что я такого сделал? – Я развожу руками и цокаю языком. Бармен за спиной хмыкает, и я уверен, что после этого он глухо пробасил.
Ну, ты сука, Расти. – Я оборачиваюсь и прищуриваю глаз. Ну что такого? Ну, эвакуировали машину. Сейчас позвоню водителю отца и он приедет за мной. Вишез тоже можно взять с собой, если она не будет больше называть меня сукой. И вообще, кто из нас ещё большая сволочь. Зачем было приглашать меня в эту дыру? Кто-то сам виноват. Никогда не признаю своей вины, даже если она очевидна. Я буду отмазываться, перекладывать вину с одного человека на другого и так до бесконечности. Потому что глубоко убежден, стоит один раз сказать, я не прав, и ты навечно останешься конченным мудаком и козлом отпущения. Правда, я нашел другой путь, чтобы стать подонком.
Я возвращаю свой взгляд на улицу и вижу, как Кэти-Энн опадает вниз, садясь на бордюр. И я испытываю чувство жалости. Чувство жалости, которые съедает меня изнутри, словно я должен подчиниться этому. Вишез выглядит беспомощной, плечи осунулись. Я списываю этот подавляющий мой эгоизм приступ жалости на то, что я виноват в том, что она сейчас в таком раздрае.
- Папа, мне нужен твой водитель. Нет, мне он нужен сильнее. Я тут застрял в одном месте, машину эвакуировали. Что значит, выбирайся сам? Сюда такси не ходят! Сам виноват?! Да чтоб… - мой отец не разделил со мной горечь и комичность всей ситуации. Он сказал, что раз у меня хватило мозгов оказаться в таком месте, значит должно хватить мозгов, чтобы выбраться отсюда самостоятельно.
Резко посерьезнев, я достаю бумажник. Бармен без слов называет сумму, на которую мы наели, и я безропотно отсчитываю ему купюры. Делаю усилие, чтобы нагнуться за сумкой Кэти. Я прихрамываю на больную ногу, и выхожу на улицу. Ночь сегодня прохладная. Водка приятно греет тело, но не душу. Холод не освежает мысли. Сейчас хочется одного – закурить. Но тут я вспоминаю, что не страдаю этим. У меня какая-то ерунда с легкими.
Пока я иду до Кэти, я снимаю с себя пиджак. Дойдя до девушки, я кидаю её сумку рядом с ней, а на плечи накидываю свой пиджак.
- Пошли, бесполезная, - невеселая, но, тем не менее не лишенная нахальности, ухмылка блуждает на моем лице. Я не знаю, куда мы пойдем. Но точно подальше отсюда. Тяжелой ношей на меня нападают воспоминания о моей машине. Хотел бы сейчас в ней оказаться. Кэти наверно тоже. В своей, разумеется.
- У тебя нет выбора. С наступлением двенадцати сюда придут оборотни, которые днем превращаются в тупых электриков и автослесарей. Не думаю, что сумка поможет тебе отбиться от них, - я не извиняюсь, в моих планах нет этого. Я, прихрамывая, иду в сторону цивилизации. За спиной я слышу стук каблуков. Я слишком удручен маршрутом, чтобы торжествующе улыбнуться.
Не то, чтобы у меня в жизни было мало приключений, моя задница вечно находила себе занятия. Но сейчас их количество превышало. Сначала Кэти с её тяжеленной сумкой, потом эвакуация (или все-таки угон?) машин, теперь то, что мы идем вдвоем по темной улице. Больше всего меня пугает отсутствие света, меньше – Кэти. Вряд ли сейчас она способна на что-то ужасное, но с ней никогда нельзя расслабляться.
- Привет, девчонки. Заблудились? – перед нами, откуда не возьмись, появился человек. Предположительно черной наружности. Потому что я ни хрена не могу его толком разглядеть. Честно говоря, я нервно сглотнул, когда перед нами возникла гора, и мелькали только белки глаз и белые зубы.
- Какая я тебе девочка? – в моих мыслях мой голос полон уверенности и обещаний скорейшего падения врага, путем моих умелых действий кулаками. В реальности я пищу, как настоящая девчонка. Даже Кэти на фоне меня выглядит более мужественной. Ненавижу такие ситуации. Я несколько труслив, поэтому стараюсь не попадать в такие ситуации на людях, когда другие будут знать о моей не самой положительной черте. Хотя кто-то говорит, что страх это нормально. Хуже, когда человек вообще ничего не боится.
- А ты что? Мальчик что ли? – Я вижу, как белые ладони сжимают что-то подозрительно похожее не бейсбольную биту. Мои мозги слишком мне дороги, чтобы я расстался с ними на этом асфальте. – Сейчас раз, - двухметровый негр делает замах, но удар не обрушивается на меня. – И нет пиписьки!
Если я сейчас потеряю сознание, мне никогда не отмыться от позора. Почему рядом со мной сейчас именно Кэти? А не мой друг кмс по боксу?! С одной стороны, хорошо, что это Кэти, а не какая-нибудь моя девушка. Вроде не очень жалко. А с другой стороны, что же я? Совсем мудак? Конечно, жалко. Я делаю робкий шаг в сторону Кэти-Энн, чтобы загородить её собой. Надеюсь, моя жертва будет оправдана, и хотя бы тогда Вишез, плача над моим бездыханным телом, поймет, как я всегда был дорог ей и как она не смогла меня сберечь. Фу, черт. Как я могу о таком думать?!